Жизнь без сантиментов

Мы, кому за 60, последние, кто помнит ветеранов Великой Отечественной войны. Мы взрослели рядом с ними. Пошло ли нам на пользу общение с солдатами Победы? Не могу сказать за всех, но у меня тягостное запоздалое раскаяние.

Каким  же был эгоцентричным олухом, что при жизни дедов ничегошеньки не знал о тех, кто  был рядом. Задним числом можно объяснить и оправдать отсутствие интереса в подростковом возрасте к жизни «древних стариков». Хотя им в 60-е годы было всего по 40-50 лет! Ну, когда тебя 15 лет, то 30-летний уже старик!  А если старше, да еще тот, кто воевал,   вообще, – реликтовое существо.

Глупое верхоглядство, по-моему, не только мне, но и всем нам катастрофическим образом аукнулось в конце 80-х, в 90-ых годах. Мы с невероятной легкостью великовозрастных подростков  распростились с грандиозной эпохой и разбазарили великое наследие наших дедов-победителей.

Хотя деды могли быть чуток повнимательней к нам, к молодежи. Были среди них, так называемые, «записные» ветераны, которые ходили по школам и рассказывали о славном боевом пути. Что оставалось в памяти от этих встреч? Между классами обменивались впечатлениями, рассказывая, сколько медалей и орденов было у «нашего» ветерана. И всё.

И в это же время рядом с нами жили близкие или очень хорошо знакомые люди с невероятными фронтовыми биографиями. Но они категорически отказывались ходить по школам, да их, вообще, невозможно было представить в роли «говорунов».

У меня дед Илларион Яковлевич Красилов, 1907 года рождения, на фронт ушел в августе 1941 года. Начинал под Москвой, а закончил в Вене, в сентябре 1945 года вернулся. Контуженный, раненый, суровый.

Хотя он по рассказам отца, дед  по жизни был жестким человеком, не обремененный сантиментами. Может быть, поэтому остался в живых.

С первых дней войны и до последних он был рядовым ездовым,  при лошадях, на которых таскал артиллерийские пушки, подвозил ящики со снарядами. Рядом с лошадьми должен был быть человек решительный, жесткий, неустрашимый. Животные очень тонко чувствуют состояние человека,  и если  почуют у него страх, то лошади идут вразнос,  делаются неуправляемыми и становятся легкой мишенью для врага.

Не помню ни одного  случая, чтобы дед вспоминал про фронт, а у его внуков и мысли не возникало лезть к нему с расспросами,  задавать «глупые» вопросы.

В 80-е годы дед «замкнулся от мира»: он вспомнил про свою кержацкую веру, отказался от пенсии, от благ цивилизации. О чем думал старый солдат в одиночестве? Одному Богу известно. С этим и ушел.

Похожая история из жизни с другим суровым солдатом. Был у меня тесть Леонид Николаевич  Первеев, 1923 года рождения. Он ушел на фронт добровольцем в июне 1941 года и вернулся в августе 45-го в звании гвардии капитана .

Почти за десять лет совместной жизни тесть ни разу не предавался фронтовым воспоминаниям. Категорически отказывался ходить на встречи с местными ветеранами. Терпеть не  мог сидеть в президиумах на торжественных мероприятиях.

Кажется, у него был только один фронтовой товарищ Владимир Михайлович Числов, с которым поддерживал теплые, доверительные отношения. Они вместе работали преподавателями в техникуме. Трудно представить вместе столь разных людей, как мой тесть и Владимир Михайлович.

Леонид Николаевич – крепкий , невысокий, спортивный, суровый. Владимир Михайлович – худенький, невысокий, с иголочки одетый, с детским пушком на голове.

Как сейчас его вижу: стоит в магазине и покупает яйца. Берет яйцо тонкими изящными пальцами, поднимает его перед глазами и смотрит  на свет. Просматривает весь десяток. Люди в очереди вздыхают, нервничают, но терпят. А у меня всегда возникало вопросительное недоумение:  как такой интеллигент воевал на фронте и заслужил уважение моего тестя?

Тема войны при тесте была под запретом. Но она, что называется, ворвалась в дом: в 1980 году его неожиданно пригласили в военкомат, а потом в райком партии и вручили ему орден Красной Звезды. Только тогда чуть  приоткрылась завеса над его фронтовой жизнью. Оказывается, он воевал в Сталинграде. Воевал, надо полагать,  со всей мощью своего неуемного характера. Был тяжело ранен, госпитализирован. Тогда наградной лист не нашел героя и капитан Первеев получил орден Красной Звезды через 37 лет!

Я тогда единственный раз видел слезы тестя. Хотя у него было трепетное отношение к  внучке, собаке, тюльпанам и томатам.

Опять же запоздало сожалею, что при жизни мало внимания уделялось  чувствам солдат Победы. Они сами, конечно, отгораживались, не пускали в  свой мир страшных переживаний. Мы, собственно, не настаивали.

Только спустя более 30 лет неожиданно для себя узнал из рассказа ветерана Анатолия Петровича Сорокина, что наш учитель географии Абазинской школы №50 Иван Макарович Лебедев на фронте был командиром разведроты. Наш Макарыч – командир разведки! Почему он на уроках географии не рассказывал, как  он с боями осваивал страны Восточной Европы? Почему на уроках скрывал артистические способности?

В 1971-ом  году он очень сильно удивил не только учеников школы, но преподавателей, всех жителей города.

Он замечательно сыграл главную роль в спектакле народного театра по пьесе Максима Горького «Егор Булычев и другие». Иван Макарович предстал таким лихим, громогласным, неудержимым, что все ахнули. Зрители с восторгом смотрели, как наш Макарыч жарко ухаживал за молоденькой учительницей физики Ольгой Алексеевной Соколовой, а она искреннее смущалась.

Накануне Дня Победы особо остро понимаешь, как мало знали наших дедов, и запоздало их величаем – великие солдаты Победы.

С этим нам жить. А они ушли в вечность действительно Великими Солдатами Великой Победы Великой Страны СССР.